Стриптиз – это, конечно, от Лукавого… Дело было давно, не только что, но, учитывая, куда катится мир, лучше там стало вряд ли.

Шел некий старик по Староневскому от Восстания к Лавре (по левой стороне) в двенадцатом часу ночи, оглядывался. Куда шел, зачем шел? - теперь не представляется возможным выяснить, ввиду того, что  старика среди нас больше нет – уехал! Куда уехал, не сказал, вернуться не обещал – исчез, как в воду канул.

Так вот, шел старик, шел, пока не увидел освещенный иллюминацией вход в подвал. И поскольку и в мыслях у него ничего такого не было, постольку сложно произошедшее объяснить научно, не иначе, как без Нечистого в тот раз не обошлось...

 Подхватила неведомая сила старика и поволокла его по ступенькам вниз, в подземелье, не то, что противиться, он и глазом не успел моргнуть.

«Свят! Свят! Свят!» – приговаривал старик, истово крестясь. Вокруг него было темно, но не слишком. Прищуриваясь, в отблеске желтых языков разгоравшегося сатанинского пламени, различил он вокруг себя обнажавшихся до трусов рослых  девиц, которым, ввиду своего малого роста, он едва ли мог достать макушкой до подмышек.  

Девиц было пятеро: у некоторых были носы крючковаты, а у других – картошкой. 

«Что за напасть такая? – удивился старик – Не иначе, как угораздило меня попасть в Ад? И за что, спрашивается? А почему так скоро? Впрочем, мудрено ли впотьмах оступиться и угодить под колеса? Или, быть может, сосулька, сорвавшаяся с крыши, острием ударила в самую маковку или, падая плашмя, снесла полбашки?»

Кроме означенных пятерых девиц жадного до денег вида и злополучного старика, в пределах четырех стен никого больше не выглядывало, если только под лавками прятались черти – эти мерзкие вездесущие твари со свиными рылами, черные и лохматые.

Играла музыка, но так как старик был на ухо туг, то едва ли от него можно получить вразумительный ответ, кто исполнял и что, но Моцарта точно не исполняли.

А черти  все-таки там были, поверьте на слово! Разглядеть их не составляло особенного труда, присмотревшись внимательнее, но старик был подслеповат, поэтому они показались ему двумя официантками, обутыми в мужские черные лаковые штиблеты, которые на самом деле были козлиными копытами, а под черными брюками – дудочками скрывалось ни что иное, как волосатые ноги. Но внешне из-за яркого макияжа выглядели они вполне благопристойно - меню подали, словно в каком-нибудь обыкновенном кафе - грациозно.

Девицы, одна - нос крючком, а другая - нос картошкой, подсели к дедушке знакомиться. Старик, подумал еще, что они такие молодые еще, а уже успели так нашалить, что Нечистый прибрал их к рукам. И все-таки пропустить с ними по стаканчику за знакомство решился; ибо не гнушался ни грешными, ни больными, ни сирыми, ни убогими; ибо сам был и грешен, и болен, и сир, и убог.

Мало-помалу разговорились, а девицы-то старика принялись увещевать льстивыми словами: «Мы сейчас тебе, наш хороший, покажем то, чего ты в жизни никогда не видывал, а после и подавно не увидишь: Лесбис-шоу в нашем талантливом исполнении, - и загадочно так при том улыбались они, - и в джакузях тебя вымоем собственноручно и удовлетворим по полной программе! Тебе понравится! Соглашайся!»  

Чего греха таить, слаб был старик умишком-то, да  вдобавок, премного любопытен, до всяческих, непотребных чуд, поэтому долго его уговаривать не пришлось – согласился!

 Отвели девицы старика в комнату потаенную, в которой кровать была широкая, и джакузи иноземная аж литров на триста – четыреста стояла. Свет там еще был такой чудной, что на одёже старика явственно каждый мелкий катышек стал отчетливо видным, а катышков оказалось столько, что казалось, будто с ног до головы его обсыпало перхотью.

Пока джакузи наполнялась водой, старику девицы велели раздеться до трусов и лечь на кровать поперек и в самое изголовье, а сами-то они под заунывную музыку принялись исполнять свое шоу на той же кровати.

Скажу вам, положа руку на сердце, что шоу – одно название, зрелище скучное, абсолютно постное – даже стрингов девицы  не сняли. Не проникся им старик, стал позевывать, но кое-как досмотрел до конца, из вежливости, в основном, а тут как раз и джакузи наполнилась.

Велели девицы – одна – нос крючком, а другая нос –  картошкой, старику снимать трусы и лезть в джакузи. А сами-то в джакузи не полезли, сказали: «Потом!»

Снял старик трусы, залез в джакузи, а в ней  - крутой кипяток! Ну и сварился, сами понимаете. Стал он красным, как рак, глаза из орбит повылезли, рот открылся, а язык наружу вывалился.  А на краю джакузи девицы устроились, и винцо принялись попивать. Пока бутылку выпили, старик всё варился.

Бульон с него получился наваристый, черти еще удивлялись: «Смотри-ка, а с виду-то старичок-то – кожа, да кости, смотреть не на что, а навар-то какой! И откуда только, что берется?»

Опомнился старик – стоит на Староневском, в голове - туман, во рту – кошки нагадили. Трясет старика мелкой дрожью, озноб аж до самых костей пробирает. Руку в карман сунул, а в нем - дырка! Глянул, а сквозь нее -  дорогу видать! Батюшки - святы! А деньги-то где?